Сергей Мэо - Рассказы – ч. 2 |
|||||||||
|
ДО КОНЦА– Когда закончится этот урок, я хочу, чтобы вы все свои впечатления оставили при себе, – сказал физик, натирая чёрную доску мелом. 10 «а» послушно достал пеналы. Собирался дождь. А раз так, то у учителя болела голова. Мы это хорошо знали. На задней парте просто так не усидишь. Я сидел с японкой по имени Даша. Приходилось реагировать на каждое её движение. И порой становилось страшно за наше национальное будуще2. – Какие впечатления? – спросила она своим восточным голосом. – О, мои юные друзья, – завёлся физик Павел Светлогорович, – вы мно(го)2 не знаете. А ведь всё зависит от того, как я подам вам сложный материал. Три минуты мы сидели неподвижно, слушая умную речь учителя. Помню, что ни мне , ни соседке по парте не хотелось прикасаться к запретной теме подросткового возраста, не говоря уже о большем. – Откройте тетради, попросил Павел Светлогорович, – видите, там ничего нет. И это становится понятным, если разобрать всё с философской точки зрения. Как ни стран2о, мы ему верили, и верили в его доказательство Теори2 относительности. Но наши мечты были, вряд ли кому тогда интересны, и население планеты стремилось к чему угодно, только не к знакомству с нами. А в мире всё относительно. Всё. Вот, например угловым зрением я заметил, как моя соседка по парте, стесня2сь всего на свете, написала в тетради: число, клас2ная работа. – И если говорить о главном, – продолжал физик, – то я могу, пользуясь случаем, процитировать Кларка... – Во дурак, – сказал я полушёпотом и посмотрел на дашины позеленевшие от ужаса глаза. И, словно экскурсовод для своей соседки, стал мыслен2о производить кивательные движения, якобы знакомить с близсидящими. А через ряд напротив сидел Коля Мартынов с бабищей Людой Самариной. Оба «ручные тормоза». Но сексуальные начала для каждого из них высказали определён2ые существен2ые роли в дальнейшей жизни. Сзади их занимала сидяче2 положение Оля Лемнёва, через год после этого родившая мальчика от неизвестно кого. А Марина Евстропова, постоян2о атакующая своего соседа Алёшу Капкина – будущего начальника, совершен2о не догадывалась, что вместо ожидаемой службы в женском подразделени2 Советской арми2 её ожидает вполне нормальная семейная жизнь замужем за Лёхой Суб2отиным. И конечно дети. Понятно, что Женя Бугайский, сидящий на три парты ближе своей будущей жены Иры Крючковой, даже не собирался заводить с ней семейного знакомства. Однако, прошло 4 года, и это случилось. А относительно холостые и незамужние личности: Миша Губернский, Сережа Морозов, Ира Сарычева, Надюха Грязнова, Наташа Соколова, Борис Сугак, Лена Осина, Таня Гаврилушкина, Вова Сулимин, Лёша Данилин, Витя Морозов, Энвер Магомедбеков, Феликс Барздо, Вова Корьёвкин, Иван Алексе2в, Аня Матюнина, Виталик Семакин, Владик Чайка, Серёжа Кузьмин, Наташа Бобкова, Стасик Савин, Света Иванова, Лара Литвиненко, Ира Баландина и Марина Ильина – имели в тот момент различные загрузы других направлений, нежели дела семейные и бытовые. – Я одно вам скажу, – говорил физик, серьёзно подготовившийся к уроку, – дорпустим, один аргумент, высказан2ый мною, вам пока непонятен. Тогда перейдём к боле2 детальному разбору проблемы... Так, кого бы мне спросить? – он обвёл нас своими умными глазами, посверкал белыми зубками и остановился на нашей парте, – Даша, иди к доске и возьми в руки мел! Я обратил внимание, как моя соседка вздрогнула, по-восточному вздохнула и медлен2о приподнялась над партой. «Ну что, идти?» – спросил меня её японский взгляд. «Если хочешь, иди, – ответил я ей тоже мыслен2о, – а что тебе волноваться? Ты урок учила». И, как бы пожелав ей «ни пуха, ни пера», ущипнул за больное. И Даша стала отвечать урок высоким и обаятельным голосом со слабым акцентом. Рас2каз её был содержательный и последовательный, как того требует школьная програм2а. Ответ сопровождался ил2юстрациями, написанием формул и работой с указкой. Как правило, слушая подобные ответы, каждый нормальный ученик рас2лаблялся (ведь спросили не его) и занимался своими делами. Кто – в крестики-нолики, кто в кубик Рубика. А я смотрел в окно на пролетающих мимо птиц, на лающих собак и приближение томной тоскливой осени. А думалось произвольно о чём-то свободном, отчасти прекрасном. О том, что вот какой у нас хороший учитель. Всех учит, и наверно, много знает. И пиджак на нём ещё чистый, и галстук в горошек. А дома, наверно, у него жена есть, и дети. А может, и внуки. В общем, человек порядочный... И вдруг резко пришлось вернуться из полёта своих мыслей. Все услышали дашин стон. Я посмотрел на «лобное место» клас2а. Павел Светлогорович, находясь в интимной дистанци2, держал Дашу в своих объятиях и прикасался пикантной бородкой к её ше2 и щекам. Ученица с трудом продолжала отвечать. Её парал2ельно доставались от учителя дополнительные вопросы по Теори2 относительности. А сам он всё делал своё чёрное дело. Мягким языком, выступающем из бороды, учитель покорял пространства дашиных поверхностей. Ловким движением он рас2тегнул пуговицу воротничка, и заглянул вовнутрь. – Ах, – произнесла Даша, продолжая рас2казывать назубок выучен2ое залание. Я посмотрел на окружающих. Коля нервничал на своей большой парте, колесил ягодицами по стулу. Феликс открыл рот и как-то изнутри внутрен2е улыбался. Владик на всё это не обращал внимания, только решал свои вездесущие формулы – готовился в институт. А вот Витёк!.. Витёк правую руку засунул себе в ширинку и совершал какие-то поступательные движения, ускоря2сь и краснея. Видимо, он находился в другом измерени2. А левой рукою долго водил по воздуху, пока наконец не нащупал колено своей соседки по парте Ани, которая совершен2о бес2овестно мастурбировала обеими руками. Ещё мгновение – и на предпоследней парте Алёша повалил Марину, конкретно загремев стулом. Что вытворяла Даша, подвластная учительским приколам, высказать сложно. То и дело из её гортани выходили: печаль по серому детству, эрудиция по знанию предмета и новые, новые вздохи. Она лизнула любимого учителя в лоб, помогла освободиться от чёрного фартука с комсомольским значком, и сама села на плоскую поверхность учительского стола, растопырив ноги и откинув подбородок назад. Тут мы, парни, находящиеся в юношеской дружбе, стали негодовать. Боря покрутил кулаками и дал мне знать, что готов к любому неприятному исходу этого урока. И Вова тоже перестал быть сутулым. Однако все смотрели на продолжение учительских действий. Тогда-то и случился облом. Внезапно открылась дверь, и в клас2 заглянул наш директор, Михаил Валерьевич. – Здравствуйте, не вставайте, садитесь, – сказал он мягким голосом. «Всем оставаться на своих местах!» – перевёл Витёк и стал биться головой о стенку, пытаясь покончить с собой как можно быстрей. – Вы не против, если я поприсутствую у вас на уроке? – ещё мягче сказал директор, – Тут у вас парта свободная есть. Я сяду и немного попишу. Продолжайте урок, – и, скрипнув костями таза, опустился на стул. Даша отряхнула юбку и взяла указку. Как ни в чём не бывало, пересказала близко к тексту содержимое двух следующих параграфов. Только небольшой румянец на щеках выдавал её скромнейшую натуру, пока она вос2танавливала дыхание. – Хорошо, садись на место, ставлю тебе "четыре", – сказал физик, не вынимая рук из карманов, – а теперь откройте тетради, и запишите новую тему. Сразу же прозвенел звонок. Видно было по глазам, что недовольный Павел Светлогорович не желал так скоро отпускать своих учеников на перемену. Но пришлось. Мы все вышли, бурно обсуждая новые законы физики, с которыми ознакомились на уроке. В клас2е остались учитель и директор. – Дайте мне посмотреть ваш план-конспект урока, – попросил Михаил Валерьевич. – Какого х... в смысле, какого урока? – Этого, пожалуйста. И ещё предыдущего и последующего. Физик порыскал в бумагах и достал слегка измызган2ую тетрадку: – Вот, смотрите, сколько хотите. Почерк там, правда, плохой. Но от програм2ы я не отступаю. Всё в норме. – Посмотрим, посмотрим, – сказал директор, листая план слюнявыми руками, – а скажите, какие воспитательные цели Вы преследуете, когда объясняете учащимся новую тему? – Ну, разные. Во-первых, ученики получают новые знания, овладевают ими, и затем используют на лабораторных работах. Во-вторых, учатся самостоятельно разбираться с трудными проблемами. – А Вы знаете, что главные наши педагогические цели заключаются в гармоничном развити2 личности ребёнка? – Да, совершен2о верно. Этому на моих уроках также уделяется большое внимание. – Ну раз так, – улыбнулся директор, – тогда мы Вам присваиваем 15-й разряд! – Хорошо, – ответил Павел Светлогорович, – я тоже согласен с Вашим решением. Работаю я уже давно. Работаю хорошо. Никто не жалуется. Двоешников у меня нет. Так что 15-й разряд мне вполне пригодится. – Ну вот и договорились. Михаил Валерьевич захлопнул тетрадь с конспектами, вернул её учителю, напоследок обернувшись: – Так что подготовьтесь завтра к открытому уроку перед учителями школы. А после этого мы Вам разряд и дадим. – Конечно, конечно. Всё будет в порядке! – А, кстати, как насчёт рыбалочки? – Это тоже хорошо, – с лёгкостью откликнулся учитель, – вот лодку накачаю, удочки распутаю, и поедем. Может, там разряд мой отметим! Шашлычок сделаем. Искупаемся... – Вот и хорошо, что Вы меня поняли. Желаю успехов. До свидания. Передайте привет жене. – До свидания, Михаил Валерьевич. Они попрощались, и директор вышел из клас2а. 1996. НАНДЕРИНА ШУГАЛОВАДалеко от пристани, в море случилась беда. Командование судна решили передать молодому капитану. А он в первый день рейса перепутал север и юг. В результате этого происшествия пароход опоздал на два часа. Нандерина Шугалова очень волновалась: имен2о на этом пароходе должен был приехать Африкан – её школьный друг и зануда. Композиторы заиграли в духовые. Мечтательный барабанщик косил одним глазом на смычок, а другим – на дирижёра. Вот так, с музыкой, жующие на берегу орехи, люди встретили корабль. В толпе крикнули: – Швартуются! И по узкому трапу, приседая от усталости, сбежал мужчина. – Африкан! – позвала его Шугалова. Её глаза наполнились сытой радостью, и она принялась вычитать те шаги, которые их разделяли. Африкан оказался коренастым дядей. Поставив на тумбу жирный портфель, он стал приветствовать бывшую подругу: – Скажи, Нандеринища, почему это твоя харя на мою рожу похожа? – Не знаю, – потупив рыло, отвечала Нандерина Шугалова, – может быть, потому, что я в тебя влюблена! Африкан поднял свой портфель, заставил Нандерину пройти с ним по набережной. Слева было море. А возле газирован2ого автомата существовала большая продавщица и всем выдавала мороженое. И Африкану выдала. – Помнишь, – сказал он, – как мы с тобой Валеру драли? – Да, помню. Клас2 ещё шумный был. На партах мелом писали. В праздники – радио слушали. Ещё уборщицу тётю Шуру помню и букварь. – Синий? – спросил Африкан. – Синий, – подтвердила Нандерина Шугалова и вдруг, изо всей силы, дала товарищу пощёчину. – Зачем ты меня колонула?– удивля2сь, спросил Африкан и зажал рукой больное место. – Не знаю, – скромно сказала Нандерина Шугалова, – может быть, потому, что я в тебя влюблена! На автобусной остановке царил туман. Курил мальчик, сидящий на трёхколёсном велосипеде. И дым был повсюду. – У меня на работе случай был, – заговорил Африкан. – Так тебе и надо, – перебила Шугалова. Мальчик докурил сигарету и приблизился к ним, еле открывая рот для просьбы: – (Дя)2, курить хочется. Африкан достал ему папиросу. Но мальчик так и не сел на свой велосипед, а перебежал через дорогу и скрылся в кинотеатре. – Ты приезжай ещё, – сказала Нандерина, провожая любимого друга. Подошёл его автобус, распахнул двери. – Ну, – сосредоточился Африкан, – это как получится. Ведь у меня – работа, а у тебя – семья. Зачем приезжать? – Не знаю, – ответила Нандерина Шугалова, – может быть, потому, что я в тебя влюблена! Они ещё раз простились, затем Африкан опустился на сиденье, и автобус увёз его. Справа был шум машин, а слева – прибоя. Нандерина Шугалова села на велосипед, сломала его и запела длин2ую песню. Потом пришёл милиционер и забрал её в милицию. СВЕТСКАЯ ИСТОРИЯЕлизавета Ивановна оторвалась от письма, затем надела пенсне и ещё раз перечитала написанное. Задумалась. Руки её дрожали. Медленно, словно не решаясь на сей поступок, достала из комода чистый конверт, завернула в него письмо и придавила сургучовой печатью. – Дуняша! – крикнула она визгливым голосом. Горничная появилась минут через пять. – Где тебя окаянные носят? – принялась её отчитывать Елизавета Ивановна, – Вот, возьми этот конверт, отнеси посыльному. Пущай вручит мадам Клоневской. Да пусть не медлят с ответом. – Непременно-с, барышня,– ответила Дуняша, поклонилась и, развернувшись, затопала из гостинной. На почтовой станции, где ямщики с прихожанами обменивались курительными трубками, а торговки предлагали сюртуки с длинными воротами, письмо приняли, передали посыльному человеку, и оно понеслось через весь город: дворцы, фонтаны, каменные дома и амбары... В доме Клоневской послышался колокольчик. – Поди, открой, слыш, Еремей! – приказала немолодая женщина с лисьей фигурой, – Спроси, чего хотят. Старый слуга, скрипя протезом, спустился по лестнице. – Вам письмо-с, – скрипучим голосом произнес Еремей, протягивая тяжелый конверт. – Батюшки, что за напасти! – встревожилась мадам Клоневская. Писем давно не было в этом доме. С тех пор, как уважаемый во всем городе отставной майор Ефграф Клоневский застал супругу с любовниками, после чего оставил от себя лишь прощальную записку. Клоневская даже стала забывать некоторые буквы. Взяв в руки конверт, женщина затряслась и вскрыла его.
«Уважаемая г-жа Клоневская, я имею честь сообщить Вам о Вашем аморальном поступке на вчерашнем званном ужине у капитана Гривова. Вы имели неосторожность пригласить на полонез господина Румянцева С. И. Осмелюсь сообщить Вам, что упомянутый господин является в некотором роде близким мне человеком, если не сказать больше. Своим приглашением на танец Вы лишили меня возможности его обольстить и очаровать, что вполне входило в мои планы. Поскольку основной чертой моего характера является принципиальность, я настоятельно требую от вас публичного извинения и письменного обещания впредь не подходить к господину Румянцеву. В противном случае я обещаю применить по отношению к Вам более радикальные меры. Прошу ответить скоро, как только возможно. С уважением, г-жа Щедрова.» Мадам Клоневская растерянно отвела взгляд от письма, в недоумении поводила глазными яблоками. Ротовую полость свело, появилась сухость. – Еремей, принеси воды,– сказала она не то стоном, не то хрипом. Старый слуга приблизился с полным стаканом. Выпив его содержимое, мадам Клоневская поняла смысл только что прочитанного. И, не раздумывая, крикнула во весь голос, хотя Еремей стоял рядом: – Запрягай лошадей! Срочно! Ну я ей покажу, старой деве, как моего Семена Игнатьевича обижать! Ишь, «очаровать» она его хотела! Ну я сейчас до тебя доберусь! Бурча себе под нос явные угрозы, мадам Клоневская надела чёрную шляпку и белые перчатки. Ещё были близки в памяти воспоминания от вчерашнего званного ужина. Перед глазами стоял бравый кавалер Семен Игнатьевич Румянцев, его пышный аксельбант и молодцеватый запах одеколона. Усаживаясь в экипаж, мадам Клоневская отчетливо представляла перед собой ровный торс офицерской выправки, фантастические движения в такт полонеза, она ощущала напряженное дыхание вчерашнего вечера и головокружение, охватившее в тот момент, когда они остались одни и закрыли шторы... А экипаж уже проносился мимо улиц и площадей с полосатыми будками и усатыми полицмейстерами. Через какое-то время лошади остановились возле высокого подъезда с мраморными львами. Над крыльцом возвышался плетеный шнурок колокольчика. – Барышня, звонят! – всполошилась горничная. – Сама слышу, не глухая! Чего стоишь-то? Беги, открывай! Дуняша отодвинула тяжкий запор и взвизгнула от неожиданных гостей. – Здесь проживает мадам Щедрова? – спросил кучер – Да-с, – взволнованным голоском ответила Дуняша, – как доложить, кто прибыл? Слуга Еремей не успел открыть рот и объявить имя своей госпожи. Немолодая, но довольно крепкая женщина с лисьей фигурой оттолкнула Дуняшу и сама взобралась на лестницу: – Я сейчас сама доложу, кто прибыл. Две высокочтимые дама встретились в прихожей. – Так это Вы имели честь прислать мне письмо? – начала разговор Колоневская. – Так же, как Вы имели честь ворваться в мой дом, – таким же тоном ответила Елизавета Ивановна. – И Вы осмелились упрекнуть меня в моих отношениях... – Да, я и сейчас могу Вам повторить, – перебивая гостью, вскрикнула хозяйка, – и если Вы настаиваете на своей правоте, только дуэль поможет решить наш спор! – Ах, дуэль! – Да, несчастная, только дуэль! Дуняша и Еремей молча наблюдали за барышнями, раскрыв рты. – Ах ты, стерва старая, – прошипела мадам Клоневская,– да как ты смеешь мне такое говорить про господина Румянцева? – Смела и смею,– заявила Елизавета Ивановна, занося руку чтобы поцарапать неприятельнице лицо, – да ты хоть знаешь, кто для меня Семён Игнатьевич? – Не знаю, и знать не хочу! Гадина! – Я гадина? – Ты гадина! – Ах ты, свиная морда!.. – И женщины вцепились друг в друга по-настоящему. В ход пошло всё: и зубы и ногти. Мадам Щедрова ударила мадам Клоневскую подсвечником, и тут же сама получила по зубам тяжелой вазой. В комнате гремела мебель, и качались люстры. Клоневская вытащила из камина кочергу и все крушила на своем пути. Елизавета Ивановна махала табуреткой и оставляла на теле соперницы непроходимые синяки. Опомнившись от шока, Еремей подмигнул Дуняше: – Во мочатся, бабы! – Ага,– кивнула Дуня, – может пойдем отсюдова, пока они нас не задели?... А в это самое время на окраине города в пыльном дешевом трактире сидел, облокотившись на стол, Семен Игнатьевич Румянцев – господин, ещё вчера обожаемый светскими женщинами. Он сидел с туманными глазами и пытался справиться с последней рюмкой сивухи. Возле его ног лежала такая же пьяная трактирная шлюшка. А он бестолково водил по воздуху конечностями, ещё в душе мечтая показать себя в висте и бильярде. Сегодня у него был разгрузочный день. 2000. РОДНЯ– Дедушка Вова, а кто этот мальчик? – спросил Боренька, пробираясь через стол с гостями. – Ну сейчас объясню, – ответил дед, видишь напротив толстую женщину? Это Марина. Она твоя двоюродная тётя. Так вот у неё три сына. Сашок – старший. Лиза – его дочь. Муж Лизы – (дя)2 Пётр. У Петра Клавдия – его тёща. Так вот племян2ик Клавди2 – Виталик. Стало быть тебе он... – Ясно, ясно, – со2бразил Боренька, готовый уйти. Но тут же его поймала дедовская рука. – Подожди, – продолжил старик, – я не кончил. Слушай: (дя)2 Лёша – тебе (дя)2. У него жена – тётя Лина. Так вот у тёти Лины есть сестра Вера. А у Веры – деверь Василий. Видишь этого дядю? Правильно. Анатолий – сводный сын твоей бабки Клавы. А у Толика супруга Зина. У Зины и Петра шурин Миша и сноха Наташа. Дочь Наташи замужем за Константином. У них двое детей: Паша и Сеня. А верин брат Николай женат на тёте Любе. Тётя Люба тебе крестница, стало быть Катька, её дочь – тебе племян2ица. А Дашка и Ромка... – Не-е-ет! – закричал Боренька. Он дёрнулся и побежал к туалету, потому что почувствовал приступ ал2ерги2 на родствен2иков. Ему стало страшно. 15.05.2000 ГАРМОНЬ С ОВЧАРКОЙМужики улыбались в красных шеломах. У них была трудная задача. На опору нужно было сначала залезть, потом там поладить контакты и спуститься, чтобы закусить жареным рисом. Вот самый смелый, обвязав свои плечи синими рейтузами, захватился рукою за скобу и полез. Через минуту товарищи его зажмурились, собрались в кучку. – Если падать будет – поймаем! – по2бещал главный из верхолазов. – Поймаем, это точно, – хором запели мужики и ещё сильней зажмурились. А тот, который лез наверх, в это время думал: «Кому я нужен, такой неумытый и смешной? Никто меня не любит». И стал падать вниз. Но мужики сосредоточились и не дали другу разбиться. – Ой, клас2но-то как! – весело удивился он, открывая глаза, когда надёжные руки товарищей опустили его на землю. – Я ещё раз полезу. – Завтра полезешь, – строго сказал главный, – а сейчас у нас обеден2ый перекур. Ну-ка, Пасмурный, сбегай к (Ак)2ию за гармошкой. Вдруг налетел ветер, закружился песок по воздуху. Пролетела бумага... (Ак)2ий жил близко. За его клетчатым забором стоял зелёный дом, бегала собака. Не чувствуя вины, Пасмурный постучался и открыл калитку. (Ак)2иевская собака насторожилась. Её просто добивал скрип калитки, после которого всегда хотелось рычать. – Эй, есть кто в доме? – аксес2уарно надрывая связки, крикнул Пасмурный. И сразу наклал в штаны: из-за угла прямо на него со скоростью ракеты-носителя неслось четвероногое создание. От крика в 250 децибел из окон2ых отверстий вылетели стёкла, и старик (Ак)2ий проснулся. «Что-то не так,» – говорил ему рас2удок. – Спаси-т-е2! – доносилось с улицы. (Ак)2ий потянулся, надел тапки и вышел во двор. Злая овчарка лихо рвала одежду пришельца на ровные куски. Красными от ужаса глазами Пасмурный уже успел разглядеть собаку. У неё были чёрные ушки, хвостик, жёлтые лапки – ну настоящая овчарка! – Тузик, не шуми, – сказал (Ак)2ий, спокойно подходя к калитке. – Добро пожаловать, молодой человек, чего нужно? – Нам бы гармо-онь... Дедушка... – ответил Пасмурный утробным голосом. (Ак)2ий сбегал в подвал и вернулся с пыльным ящиком: – Вот гармонь. Берите. И к вечеру – назад. – Спасибо, дед, – сказал Пасмурный, собирая части рваной одежды. – А собаку как зовут? – А вот как: (Тузик)2! – А почему Тузик? – Этого Пасмурный не понимал. – Вон, видишь, – указал (Ак)2ий на овчарку, – у него бок чёрный. Поэтому и Тузик. Обратно Пасмурный шёл довольный. Ребята уже починили контакты и опору почистили, так что электричество пошло по всей стране. Они встретили его с шампанским и, гикая в нужном темпе, отобрали гармонь. Сам главный растянул меха, да забегал коточигами по кнопкам. Оказалось, что это вальс. Но обидевшийся Пасмурный полез на опору с явным намерением порвать контакты, чтобы электричество не шло по всей стране. – Э! Стой, – крикнул наверх главный, – я пошутил. И заиграл плясовую, после чего Паcмурный спустился и успокоился. Мимо проходили три старухи. Не сговариваясь, они круто скинули платки на землю, растерзали свои ужасные волосья по ветру, да пристроились к мужикам. Те даже не заметили. А ветер бросал музыку по сторонам горизонта, дул на мембраны инструмента. Казалось, что он тоже был в лёгком шоке от весны, уличных звонов. И верили все: в дождь высоковольтных колебаний, в прозрачную искрен2ость добрых монтажников и в их гражданские гуляния редкой минуты отдыха. НИЧЕГО– Хлопцы! Я вот сегодня что сделал, – сказал Сидоренко, – я взял две проволочки, загнул их крест-накрест, а в центре перевязал верёвкой. А по краям прилепил пластырь. Потом взял здесь за основание, немного согнул их в тисках и прицепил одним концом к крючку... Хлопцы минуту помолчали, затем переглянулись. И наконец спросили: – Ну и что? – Да ничего. Всё. 9.09.2001 ВРЕМЕНА ГОДАТри девушки и парень с красными щеками склонились над картой Европы. – Ну, если Вы не против, я начну эксперемент,– сказал парень. Он чиркнул зажигалкой и, улыбаясь, стал водить по карте. Бумага нагрелась. На некоторых участках образовались термические пузыри. – Хватит, полыхнет! – крикнула девушка с растрепанными рыжими волосами, – теперь я! Она схватила горсть грязи, бросила на карту и потушила зажигалку, вылив на нее стакан холодной воды. Изображение Европы ухудшилось. – Ну что вы делаете? – вступила мрачноватая блондинка.– все измазюкали, испортили. Ну как мне все это исправить? С этими словами она принесла охапку снега и равномерно насыпала на географическую плоскость. – Вот это другое дело! А после этого все посмотрели на последнюю самую молодую девушку: – Теперь ты! – Нет, боюсь,– ответила она дрожащим голосом. – Не бойся, смелей! Наступай! – Я попробую,– сказала юная девушка, приподняла ногу и оставила на снегу свой четкий след... В это время дед Архип, разгребая во дворе сугробы и глядя на плачущие сосульки, поднял непокрытую голову кверху и задумчиво произнес: – Ну вот. Весна наступила... 2000. BACK TO SCHOOLХотел было начать «Здравствуйте...» да какое уж там... Помните, Валерий Михалыч, как на одном из «Последних звонков» Вы оговорились: «Ну вот и наступил тот самый мгновен...» Почему то память иногда не даёт забыть то, что полагается вспоминать на закате своих лет. И она жестоко заставляет писать подобные письма. Видимо, действительно наступил «мгновен»... Начиналось всё довольно прозаично. Как только мы с Морозовым вошли в штат Ваших сотрудников, то решили обдумать предстоящую работу, и очутились не где-нибудь, а в туалете. Женском, разуме2тся. Мы сидели в пустын2ом здани2 на соседних унитазах и говорили о великом педагогическом процес2е. За этим занятием Вы нас и застали, тонко подметив: «Неплохое творческое начало». Вы тут же поручили нам первые ответствен2ые задания. Мне (как истин2ому психологу) – подновить плакат «Добро пожаловать». А Морозову (как истин2ому физруку) – покрасить спортзал. Вы тогда нас здорово спасли, укрыв от воинской обязан2ости, и тем самым насытив нашу серую жизнь пятью годами сплошного прикола. Солидность администраци2 этой школы мы сразу оценили на первом же фуршете в честь дня учителя. Когда слово предоставили директору, Вы произнесли тост, закончив так: «А теперь я хочу с вами попрощаться, ибо трезвыми глазами никого сегодня не увижу!» Громче всех смеялась внеклас2ная завучиха по прозвищу «Шок». Нам, новоиспечён2ым специалистам, предстояло ещё увидеть, как «отрываются» учителя после 5-го тоста, как происходят их «танцы-шпанцы» с весёлыми падениями и летающими ботинками. Поэтому мы без труда в(ли)2сь в дружный педагогический кол2ектив сельской школы. А помните, как на новогоднем банкете Вас заставили участвовать в эстафете и прыгать в мешках? А паркет в школьной столовой был очень скользкий. Это походило на «весёлые старты». Только – грустный финиш. Кровь потом останавливали всем кол2ективом... Ещё Вы мечтали о том, чтобы возле школы был стадион, в том месте, где до сих пор шумит лягушками болото с камышами. Мы с Морозовым, как Вы знаете, даже пытались реализовать этот проект. Расчертили зону для бега и метания. А во внеурочное время воровали носилками песок из частного сектора, чтобы у детей был свой сектор для прыжков в длину. Прыжковая яма получилась отмен2ая! Только потом Вам как директору пришлось долго разговаривать с хозяином песка и, выгораживая нас, доказывать, что спорт важне2. Мы с Морозовым до сих пор этот пустырь так и называем «Стадион имени Михалыча». Согласитесь, мы были не совсем плохими педагогами. Ведь приходилось же нам организовывать и «открытые» уроки, и «Весёлые старты», и «Угадай мелодию», и «А ну-ка парни». Без подобных мероприятий было бы скучно. Так что не вините уж, что с некоторыми «заводными» учащимися у нас сложились, может быть чересчур близкие отношения. Это всё во имя педагогики, уверяю Вас. Не вижу ничего стран2ого, что Морозов чуть было не женился на Наташе из 11 клас2а. Об этом ползали слухи по всей школе. Но ведь они когда-то прекратились! И то, что мы, бывало, играли с Леной в 4 руки на пианино – в этом тоже ничего постыдного. А то, что Вы в один прекрасный момент увидели мою руку на плече восьмиклас2ницы Вики, то... Ну, это было что-то вроде психологического теста и ничего боле2. А уж дефлорировал её совсем другой человек. Это мне, как психологу, известно. С подобными выходками Вы пытались бороться разными способами. То рекомендовали мне заняться еженедельной стенгазетой, что было выполнено. (Интересно, а где сейчас эти бесцен2ые «нумера»?) То в пылу очередного учительского «сабантуя» вдруг ни с того ни с сего стали сватать меня к химичке Оленьке, на которую трудно было взглянуть без смеха. А Оленька была «сама у себя на уме» и чуть было не надавала пощёчин и мне и Вам. А между прочим Вы удивились бы, если бы узнали, что вытворяли некоторые учителки начального звена. Что существовало в школе местечко, которое в узких кругах называлось не иначе как «траходром». А чем заканчивались почти все учительские празднования – так это ваще... Чаще всего слухи и шорохи разлетались по самому посёлку, и только немногие из них обсуждались внутри школы. Да что я, собствен2о, о грустном? Помните, Валерий Михалыч, как Вы помогли мне поставить на место разбушевавшийся седьмой клас2? Я по неопытности поставил чувихе «двойку» за устный ответ. Так они все дружно откликнулись на её призыв сорвать урок. Какое-то неловкое чувство испытываешь, когда среди гомона и нецензурной брани в тебя летит грунт из цветочных горшков. А как вести себя в обществе вос2тавших юных сельских шизофреников, нас, между прочим, в институте не учили. Творческий подход к решению подобных педагогических задач порой выливался в бес2он2ые ночи. Чтобы хоть как заинтересовать учеников предметом, приходилось идти на изобретения, домашние фокусы, уступки, обманы, угрозы и проче2. Только не пофигизм, однозначно! И надо же было такому случиться! Настал момент, когда седьмой клас2 увидел во мне друга и даже потребовал, чтобы я взял их клас2ное руководство. Часто после уроков мы стали устраивать чаепития, на которых они высказывали мне то сокровен2ое, что не решались сказать при всех. Я приносил магнитофон и демонстрировал отморожен2ым умам шедевры мировой музыки. Помню, как они слушали «Nazareth», парал2ельно рисуя на партах. Я переводил им значение песни «Back to school», а сам замечал, как где-то порой мелькнёт у них искорка самосознания, и будут они (типа) людьми человечными. От клас2ики мы переходили к панк-культуре. Между делом проводили какие-то психологические тесты, прикольные игры. Они интересовались моими творческими работами, и сами грузили о чём-то любопытном в их жизни. Потом и пиво появилось... И ребята узнали, что в плане самовоспитания можно совмещать полезное с приятным. Я относился к ним слишком близко и до конца искрен2е. А когда понял, что перегибаю палку, было уже поздно. И была у меня там, между прочим, любовь. Любовь настоящая. Почти как в «Лолите» у Набокова, только чисто платоническая. Но эта любовь была настолько сильная, что после её потери даже на рельсы ложился – то отдельная история. Спасибо Морозову – вовремя вытащил. И понял я простую истину. Чем ближе и добре2 ты будешь относиться к ещё не сформировавшимся личностям, тем сильне2 они тебя вдавят в дерьмо. Сейчас, когда уже прошло достаточно времени, я встречаю своих бывших учеников – и вот какой парадокс. Бывшие псевдо-отличники при встрече отворачиваются, как будто не помнят. А всякие халявщики, гопники и балбесы (в принципе, среди девчонок многие до сих пор «работают» проститутками) – так они всегда здороваются. Пацаны рас2казывают о своей учёбе в технарях и прочих ПТУ. А помните самую боевую чувиху Катьку по кличке Блин-Нафик? Ту, что была исключена за аморальное поведение по многочислен2ым просьбам учителей и родителей? Помнится, она ещё во время крос2а финишировала с сигаретой в зубах. Я, бывает, встречаю её в ночных электричках. Так она всегда про Вас спрашивает, интересуется, словно и не было никакой войны, скандалов и лекций насчёт нравствен2ости. Конечно, приколы приколами, но хорошо врезались в память и суровые героические моменты. С каким трудом, пройдя через какие бюрократические барьеры, Вы доставали и устанавливали новый бойлер для котельной – увы, знают немногие. Когда долбанули 30-ти градусные морозы, и вся отопительная система школы вырубилась на хрен, Вы собрали педсовет, на котором даже не приказали, а попросили: «Мужики, может, останетесь на сутки...» Школьники, конечно, были рады внезапным недельным каникулам. А мы в это время беспрерывно разогревали уснувшие батареи паяльной лампой и возили на санках дрова, постоян2о обмораживая конечности. Все труды нашего кол2ектива не прошли даром. Школа вновь заработала. Ученики ещё долгое время сидели за партами в шубах, как в старом советском кино, но процес2 пошёл... А потом на радостях, что ли, в нашем спортзале состоялся район2ый чемпионат по волейболу. Приехали господа-кол2еги из сельских школ. Как истин2ый фанат сей интел2ектуальной игры скажу, что сетка была натянута низко, так что при нападени2 мяч врезался в зону противника отвесно и страшно. И наша команда учителей показала клас2!!! Отсутствие техники компенсировалось сплочён2остью кол2ектива. Во2бщем, всем понравилось. И, разуме2тся, по окончани2 игры было провозглашено: – Господа-кол2еги, гости, не уезжайте так сразу. После физических нагрузок не плохо бы отдохнуть. Короче, кто хочет, заходите в столовую! А там среди наших давно уже послали гонца до ближайшего ларька. Да мудрые физруки из других сельских школ тоже что-то привезли с собой. Так что активный досуг достиг район2ого масштаба. В таких случаях я знал, что стоит лишь мне сыграть первые четыре такта Вашей любимой песни «Травы – травы не успели...», как сразу же «подогретые» педагогические голоса притихнут и, бросив все свои дела, грянут эту общеизвестную бал2аду так, что через минуту у Вас выступят слёзы. В этот день вокалистов было так много, что песню наверняка слышали даже водители машин, проезжающих по Дмитровскому шос2е. А потом, конечно, были «танцы-шпанцы» с весёлым смехом и пьяными выходками. Кто-то разбил стаканы, кто-то разорвал колготки, кто-то подолгу торчал в туалете и пугал унитаз. А наутро кто-то не вышел на работу, предпочтя домашне2 лечение. И всё это было нормой в этой неповторимой, непонятной и беспредельно родной сельской школе. Вы спросите, издевались ли мы над Вами? Отвечу честно. Да, конечно издевались. Но издевались не так, как над другими учителями или учениками. Иной раз после работы так наэлектризуешь свои нервы, что любая «корка» не в пользу учащихся спасает тебя от нервоза-психоза. И порой любое нестандартное действие какого-нибудь педагога рас2мешит и поставит «мозговую бадягу» в естествен2ое русло. Но над Вами мы всегда издевались любя и жалея. Ибо понимали, что не каждый так легко может относиться к остротам в свой адрес, и не каждый будет, несмотря ни на что, продолжать делать своё святое дело. Поэтому мы с Морозовым часто выносили вердикт, что хорошо бы во всех школах были такие же директора, как наш Валерий Михалыч. А от себя я бы добавил, что никогда еще не встречал такого чуткого руководителя, понимающего человека, опытного педагога, ходячего «приколиста» и прекрасного собутыльника, между прочим... А когда Вас вдруг не стало... Да мы и предположить не могли, что инсульт иногда хватает не только стариков и пес2имистов. В то, что произошло, не верилось и не верится до сих пор. Ведь вроде, мы вчера ещё с Вами встречались на район2ом Дне учителя, где Вам вручали премию, и все мы по этому поводу отчебучили такого «гопака»! Обморожен2ым начальникам такое даже не снилось... Сохранились видеозаписи и фотографи2. Когда Вас не стало, мы, в большинстве своём уже далёкие от педагогики, бросили все свои дела. Мы были шокированы. В район2ом центре было много народу. Главы администраций и прочие директора говорили всякие бесполезные слова. Речи их были идентичны и склонялись к тому, что наша неповторимая сельская школа осиротела. Это было понятно и без слов. И Вы представляете, хоть бы один ученик! Была правда одна девчонка из восьмого. Но чего-то испугавшись, быстро уехала. А на поминках нашим учителям были предоставлены слова. И никто не мог ничего сказать. Только Морозов, крепкий парень, которого я знаю ещё с института как самого твёрдого и непоколебимого, постоян2о тыкался в моё плечо и спрашивал: – Объясни мне, как психолог, почему я не хочу плакать и пить водку, но плачу и пью водку, и ничего не могу с собой поделать? И глядя на него и на постигше2 всех горе, мне было очень тяжело. И всем было тяжело от этой страшной внезапной неизбежности. Что будет дальше? Такого уже не будет. Руководство школы по всей видимости возьмёт завучиха по прозвищу «Шок». Для район2ой администраци2 эта перемена не будет являться особой переменой. И новое поколение учеников не почувствует особой разницы. Но совсем недавно истин2ый учитель физической культуры Морозов сказал мне совершен2о искрен2е: – Знаешь, многое мне, мягко говоря, надоело в преподавани2. И я уже давно хотел положить Михалычу на стол заяву по собствен2ому желанию, потому что всё достало... А теперь, когда его нет, я думаю, что останусь. А как иначе? Мне ли его не понять? Если поздно вечером очутиться в здани2 нашей школы и пройтись по пустын2ым коридорам, то потрясающе стран2ое чувство охватывает, скажу вам. Со мной такое бывало не раз, когда уборщица тётя Груша, выполнив свою работу, по простоте своей, запирала школу снаружи. До утра. Я в таких случаях не особо унывал. Готовился к завтрашнему уроку, сочинял очередной творческий прикол или разбирал по нотам какую-нибудь вещицу на фортепиано в музыкальном кабинете. А то, бывало, рылся целыми часами в библиотеке (благо, ключ подходил) в поисках редкой литературы. И мне частенько хотелось в подобных случаях поставить магнитофон – он очень помогает в творчестве. А что врубить? Да хоть тот же «Nazareth» с его всегда своевремен2ой композицией «Back to school». Можете не верить. Но я сам лично слышал, как в полной тишине в совершен2о пустой школе скрипит паркет в коридорах, словно под чьими-то шагами. И целую ночь в различных уголках, словно эхо, отражается чьё-то дыхание. Кто знает? Может это само старин2ое здание проецирует в ночные шорохи получен2ую за день энергию. А может, таинствен2ый скрип паркета обусловлен чьим-то присутствием? Увы, этим вопросом суждено заняться уже не нашей психологи2. Дек. 2001 – янв. 2002 ДОЯРКА МАРУСЯНа элеваторе жарилась работа. Мужики с высокими тюками пахли зерном. Водку никто не пил. Но вот солнечный проход сокрылся тенью, и сюда пришла доярка Маруся. В руках её лежали булочки, а на голове висел неглажен2ый коришный платок. И было едва понятно, кто заставил прийти Марусю сюда, на элеватор. Солнцы пекли на 20 градусов с лишним. Тут небольшой мужик с щетинистыми пальцами подкрался сзади и обхватил голову доярки. Она прям вскрикнула: – А-а! До чего ты меня напужал! – Предлагаю погладить кошку, – сказал мужик. Улыбнулся стеснявой улыбкой и показал на сортировочный закуток. Маруся не удивилась, но внезапно спросила: – Как, можно погладить? – Да, подходи, не стесняйся. Мужик запрокинул руки за голову, посвистел у себя под носом и проводил её глазами. "Экая ты смешная!" – подумал про себя он. Через полчаса Маруся уже обгладилась с кошкой, и теперь не знала, что делать. Мужик присел. И уткнулся. – Ты доярка? – Доярка, – ответила Маруся и задышала. В такой момент мужик был особен2о рядом и даже облокотился, а потом стал шарить рукой и не мог найти. Его глаза заполыхали медлен2ой просьбой. А Маруся свои глаза закрыла и постонала. – Я хочу!.. – облизывая пот с ушей, произнёс мужик. – Да, да, – радостно ответила доярка. – Ты, ты дай мне... – Догова... договаривай... – Дай м-мне... булочку, – наконец выговорил дядька, – жрать хочется! Маруся открыла глаза, отряхнулась и встала. Ей было тошно. И откинув свою корзинку, она наклонила свою голову вниз, подошла к сараю, ударилась о него головой и заплакала. Май, 1992. ИЗ СЕРИИ «ИГРЫ НАРОДОВ МИРА»(пособие для учителей и воспитателей)Тутышкин пылесос(национальная долгано-пипецкая игра)Играющих – 5 человек, среди которых один ведущий, т.е. не играющий. Дети сидят квадратиком, и каждый произносит:
Ту-тыр-щан, ис-тыр куп-щан, Тыр-кын-йо, ис фын-вы-щан. Бонзи-донзи-кирпи-чонзи. Эни-бэне-бони-эм.
Судья назначает ведущего по желанию ведущего. Ведущий закрывает шапкой нос и считает до 10. После этого дети убегают и прячутся. Ведущий подходит к судье за советом: – Как же мне их догнать? – А ты возьми тутышкин пылесос, – обычно отвечает судья и сам прячется. Дальше действия происходит как в обычных подводных прятках. Если среди пойманных ведущим окажется судья, то ведущий может ударить его по голове. Техника безопасности. Запрещается наносить удары острыми предметами, ставить подножки двум или нескольким участникам, а также шуметь и громко топать во избежание несчастного случая. Космонафты(старинная чёрнорусская игра)Играющих – неограниченное количество. Процесс игры протекает непосредственно на открытой полощадке. Участники становятся в три шеренги или четыре ширинки, берутся за руки и другие конечности. Все одновременно начинают маршировать, произнося считалку:
Зима пришла. Ништяков принесла! У-у, мы космонафты, у-у, мы космонафты!
Строй проходит мимо старушек на завалинках. При правильном произношении считалки, старушки должны по идее кидаться в марширующих яблоками. Пройдя в одну сторону, марширующие разворачиваютя и проходят вновь, не переставая повторять:
У-у, мы космонафты, у-у, мы космонафты!
При правильной маршировке и методичном надоедании сидящие на завалинках должны обкидать детей грушами, сливами и другими предметами со своего огорода. На крайняк – ананасами. Обычно в игре делается 15 ходок и столько же обратно. Победил тот, кто насобирал больше яблок и других «ништяков». 1999 БУЛЬБА ТАРАСОВНА И СВАДЕБНЫЕ ПЛЯСКИКак-то мужичище по имени Стефан стал потихоньку встречаться с Дуняшей из соседней деревни. Уйдут они, бывало, за ригу – а там никого. И никто не мешает. Вот они прятались, прятались и в конце концов допрятались. Дуняша преобразилась, стала такая чудная и тяжёлая. И подумал тогда Стефан: «От судьбы не уйдёшь, придётся жениться». Дуня была согласна. – Гэ-эй! – крикнул мужичище на весь хутор, когда совсем стало невмоготу, – мы топерича свадьбу отгрохаем. Собирайся, народ честной! – Доставайте горилку в бутылях, да винище в бочках, – добавила Дуняша и получила за это в лоб. Народ услышал, рас2вирепел. Достали столы дубовые, старин2ые с красной скатертью. На столы поставили кружки, да рюмки, да жбан. Гостей много собралось. Сели круг столов – ждут, когда горилку принесут. И (дя)2 Михаил пришёл, но не один. А ещё фургончик с собой прикатил. Добротный такой фургончик, но непонятный. А что внутри – оказалось секрет. Вот принесли горилку. Гости заулыбались, пьют, закусывают. А из фургона голос такой жалостливый: – Горько, горько! Оторопели гости – кто ж там так плачет? Только Михаил открыл свою пасть, да как заголосит: – Го-о-орько!!! – У-у! – подхватили люди, любуясь на поцелуи молодожёнов и жёлодомонов. А они прям губами друг в друга ушли. И вернулись нескоро. Пир стоял горой и не падал. Когда все достаточно захм(ел)2и, устроили национальные пляски. Гопака станцевали, вальсы всякие. Стефан подошёл к Михаилу вплотную и спросил: – Миш, ну что там у тебя в бричке? – А вот сейчас, – громко крикнул «фокусник», – сейчас самое время выпускать! И он мощно сдёрнул с фургончика тюль и открыл дверцу. Все плясуны замерли. Из фургона молниеносно выскочила любимица публики – Бульба Тарасовна Повидло. – Ах, – вздохнула толпа. Одни лишь музыканты догадались заиграть самый быстрый танец – Vivace allegro. Казалось, Бульба Тарасовна только этого и ждала. Как только принялась она кружиться и сбивать всё на своём пути! Поднялся ветер. Да такой, что унёс пробку вместе с бутылкой. Стефан, дрожа всей рабочей поверхностью, прикрылся дуняшиной фатой и стал ожидать конца этому безобразию. – Вот как! – крикнула с последним взмахом ноги Бульба Тарасовна и пылко загоняла воздух между ртом и лёгкими. Две минуты гости сидели неподвижно, а затем вдруг захлопали в ладоши. – Браво, садись с нами, выпей, – сказали свидетели и дружка, и недоверчиво поглядели на Михаила. А Михаил, тронутый творчеством своей жены, улыбался и стеснительно шевелил ушами. Он ещё не знал, что завтра его лишат преми2, выгонят с работы и назовут... Впрочем, это уже матом. 6.01.1993 |